«В лето 6904. Того же лѣта пришедше Нѣмци в Корѣльскую землю и повоеваша два погоста: Кюрьескыи и Кюлоласкыи, и церковь сожгоша; и князь Костянтин с Корѣлою гнася по них, и язык изима и присла в Новъгород»[1]. То же известие содержится в Новгородской IV, Софийской I, Никоновской летописях и летописи Авраамки[2].
В древнерусских источниках под 1396/97 г. впервые упомянуты два корельских погоста, расположенных на северо-западном побережье Ладожского озера, но формирование этнокультурной поселенческой структуры проходило на протяжении нескольких веков. Историко-археологическое изучение Кирьяжского погоста, ведущееся несколькими поколениями археологов, историков и специалистами естественнонаучных дисциплин, позволило обозначить основные этапы формирования и развития этнокультурного центра средневековой Карелии в X–XVI вв. от появления редких погребальных комплексов до укреплённых городищ-поселений[3]. Ядро Кирьяжского погоста отмечено концентрацией археологических находок. На основании археологических, исторических источников и данных топонимии в границах современного посёлка Куркиёки локализован ряд деревень, составлявших центральную часть Кирьяжского погоста: Лайккала, Нивкала, Похъии, Рахола, Отсанлахти, Кууппала, Соскуа, Хямеенлахти, Риеккала (Рис. 1).
Рис. 1. Деревни, входившие в ядро Кирьяжского погоста в XV в.
Карта центральной части Кирьяжского погоста (современная геоподоснова, макет карты — Д. А. Бакалин, условные обозначения — М. И. Петрова). 1. «Деревня под Городищем». 2. Ладикола на лахте Ладикольской. 3. Койгуево у погоста. 4. Нивкола на реце на Кирьеше. 5. Деревня на Гиемкумбе. 6. Погицы. 7. Деревня Герела за рекою за Раголою. 8. Рагола. 9. Рекольская весь. 10. Гемелакша. 11. Куппола. 12. Очелакша. 13. Сошково. 14. Гирокала.
На становление и развитие поселенческой структуры Кирьяжского погоста повлиял торгово-промысловый тип экономики, характерный для Новгородской земли. Управление Корельской землёй осуществлялось на основе взаимодействия представителей местной знати и правящей элиты Великого Новгорода. Приграничное положение Корельской земли отразилось в сложных демографических процессах и повлияло на этнический состав населения погоста. Влияние элиты Неревского конца Великого Новгорода в Кирьяжском погосте прослеживается по берестяным грамотам с конца XIV в. со стороны боярского рода Мишиничей-Онцифировичей. Содержание новгородских берестяных грамот № 286, 278, 130, 403, 248, 249 подтверждает экономические интересы новгородцев к пушным и рыбным ресурсам побережья Ладоги и Сайменской озерной системы[4]. Влияние Неревской группировки бояр Великого Новгорода сохранялось в Кирьяжском погосте до конца новгородской независимости. Так, один из наиболее видных новгородских государственных деятелей второй половины XV столетия боярин Василий Александрович Казимир имел доход, получаемый с кирьяжских деревень, известных соколиным промыслом, лососевыми ловлями и кузнечным производством[5].
Дальнейшее экономическое развитие территории на протяжении XIV–XVII вв. сдерживалось из-за частых приграничных конфликтов и войн. После включения в 1478 г. Новгородской земли в состав Русского централизованного государства и проведения административных реформ, границы и поселенческие центры Кирьяжского погоста прослеживаются по писцовым материалам.
Археологические памятники на территории погоста (даны в хронологической последовательности)
Куркиёки-Лопотти. Памятник исследовался Я. Аппельгреном в конце XIX в., в 1981 г. введён в отечественную научную литературу как Лопотти[6]. Невысокая возвышенность (42 м), вытянутая в направлении север — юг (200 х 75–100 м), находится в петле р. Рахоланйоки, которая с северо-восточной стороны приняв воды р. Хейнйоки, под новым именем р. Куркийоки впадает в залив Ладожского озера (Рис. 2 и 3).
Рис. 2. Исторический центр п. Куркиёки (фото — М. И. Петрова).
Рис. 3. Вид с горы Линнавуори-Лопотти на центральную часть п. Куркиёки (фото — М. И. Петрова).
Выявленный погребальный инвентарь позволяет утверждать, что здесь в начале X в. были погребены по обряду трупосожжения мужчина-воин (или двое, если исходить из количества боевого оружия) и две женщины. По мнению П. Уйно, в могильнике могли быть погребены пять и шесть персон: двое или трое мужчин, столько же женщин и ребёнок[7].
Судить об этнической принадлежности погребённых трудно, поскольку обряд захоронения не ясен. Найденные предметы вооружения (мечи, наконечники копий) аналогичны оружию Северной Европы того времени. Некоторые украшения указывают на связи со Швецией, Финляндией, Прибалтикой.
Для исследования возвышенности в 1889 г. в Куркиёки вернулся Т. Швиндт. Он вскрыл северную часть, но подробностей о полевых работах не изложил, ограничившись перечислением найденных предметов: два фрагмента цепочек из двойных колечек, обломки нескольких узких пластинчатых неорнаментированных спиралевидных браслетов и неопределённых изделий (цветной металл), железная фибула со спирально свёрнутыми концами, две целых и половинка третьей сердоликовых бусин, кусочки шлаков, глиняной обмазки, фрагменты гончарной керамики, кости. Вполне возможно, что часть вещей происходит из разрушенного могильника, поэтому в слова Т. Швиндта о том, что эти находки сделаны в северной части горы, не верится, так как в северной части горы Лопотти в процессе крупномасштабных раскопок предметов X в. не выявлено.
Могильник Кууппала относится к числу редких памятников начала II тыс. н. э. на северном побережье Ладожского озера. Включение археологического объекта в круг памятников Кирьяжского погоста, хотя он и удалён от его центра, обусловлено тем, что кладбище в Кууппала, вполне вероятно, использовалось жителями центрального поселения[8].
В Кууппала по обряду трупосожжения X–XII вв. погребены не менее пяти мужчин-воинов с конским снаряжением, возможно, одно женское. Все они были разрушены более поздними погребениями по обряду трупоположения, а также в процессе освоения возвышенности сельским населением, когда в их поколении информация о могильнике ухе отсутствовала.
На памятнике найдены вещи, не входящие в классический набор погребального ритуала: клюкарза, пробойники (3), зубила (3), цилиндрический замок, рыболовный крючок, свидетельствующие, вероятно, о следах поселения, существовавшего после того, когда возвышенность перестала использоваться под захоронения.
Осенью 1866 г. житель д. Кууппала обнаружил под камнем «несколько сотен монет». В руки исследователей попало менее 100 монет, среди которых описаны восточные, немецкие, англосаксонские, ирландские, датские, венгерские. По датировке младших монет время зарытия клада приходится на 1070 г.
Могильник Сяккимяки (Lopotti-Säkkimäki) (Рис. 4). Под камнями вскрыто трупосожжение с вещами. Это две овально-выпуклые фибулы типа H HB: 2a и две подковообразные (одна из них выпуклая карельского типа), бронзовые бусы, нож с литой орнаментированной рукоятью в кожаных ножнах, копоушка с орнаментом пальметта (2053: 1-5)[9], ладьевидный браслет (2616: 5). Когда Т. Швиндт начал раскопки, то нашёл железное кольцо, бронзовый цепедержатель, ключ, точильный брусок, втульчатый наконечник копья, медный котелок, фрагменты посуды и кости овец (2644: 1-13). В 1928 г. в Национальный музей Финляндии поступил фрагмент ножа (8904)[10].
Рис. 4. Гора Сяккимяки (фото — М. И. Петрова).
Городище Лопотти. В районе пос. Куркиёки на невысокой возвышенности Лопотти в XV–XVI вв. было построено городище. Площадь поселения около 500 кв. м (археологической экспедицией ИЯЛИ КарНЦ РАН под руководством С. И. Кочкуркиной раскопано 444 кв. м). Помимо внешней линии оборонительных укреплений, сложенных из камней «насухо», защищающих возвышенность с трёх сторон, существовала внутренняя — из жилых построек. Деревянные дома на каменных фундаментах (раскопано четыре) площадью от 13 до 25 кв. мимели печи-каменки в северо-восточном углу. Под юго-восточным углом фундамента при раскопках обнаружено сланцевое тесло, датирующееся поздним мезолитом или ранним неолитом. Видимо, положено оно под угол фундамента с какими-то ритуальными целями.
Наступление противника можно было ожидать с севера, со стороны реки, поэтому строители постарались максимально укрепить северный мыс. Поперёк возвышенности они поставили заслон из жилищ, которые одной стороной примыкали к общей каменной стене. Среди немногих находок — единичные украшения, стамески, гвозди, железные накладки, ключи, точильные бруски — нет таких, по которым можно установить точный период существования, поэтому городище Лопотти датируется приблизительно XV–XVI вв., но может быть, и более поздним временем[11].
Каталог археологической коллекции Куркиекского краеведческого центра был впервые описан С. И. Кочкуркиной в 2020 г. Каталог насчитывает 391 предмет. Он включает предметы X–XII вв. (67); XIII–XIV вв. (они характеризуют древнекарельский период в истории края) (54); предметы, датированные эпохой Средневековья (40), а также изделия, характеризующие Новое время (230 предметов). Большинство из них составляют случайные находки, обнаруженные в окрестностях п. Куркиёки, среди которых есть типичные и уникальные вещи (Приложение 1).
Ядро Кирьяжского погоста в XV-XVI вв.
К концу XV в. обширная территория Кирьяжского погоста включала несколько областей, отличающихся природными и климатическими условиями. Древнейший пласт составляли прибрежные поселения, сосредоточенные вдоль береговой линии Ладожского озера в приустьевых зонах рек, в оконечностях заливов, на островах и архипелагах. Юго-западная часть входила в ядро Корельской земли, где имелись лучшие условия для развития земледелия и сходились важнейшие пути. Северо-восточная область охватывала протяженную береговую линию Ладожского озера. Концентрация поселенческих центров приходилась на приустьевые зоны рек.
Ценным источником, раскрывающим структуру Кирьяжского погоста, является Писцовая книга Водской пятины 1499/1500 гг.[12] В документе зафиксирована владельческая ситуация, сложившаяся к концу новгородского периода до секуляризации земель у новгородского владыки, монастырей и новгородских бояр, и отражающая положение дел на время переписи.
Со времени заключения Ореховецкого мира (1323) до конца XV в. владельческая ситуация в Корельской земле претерпела значительные изменения. К концу новгородской независимости большая часть земель Новгородской республики представляла собой систему вотчин, за исключением территорий, закрепленных «за владыкой». Остатки древнего общинного землевладения, по мнению В. Л. Янина, можно было бы найти в тех кормленых волостях, что были «за владыкой»[13]. Наглядно иллюстрирует подобную ситуацию Кирьяжский погост, где земли, бывшие «за владыкой» представлены исключительно чернокунскими волостями[14].
После присоединения Новгородской земли к Московскому государству корельскому наместнику были переданы земли, изъятые у новгородского владыки в Корельском уезде. По новому письму, в Кирьяжском погосте насчитывалось 783 двора и 1053 лука, из них в чернокунских деревнях — 161 (20,6 %) двор, где проживало 135 (12,8 %) глав хозяйств[15].
Центр Кирьяжского погоста находился в основании узкого залива Ладожского озера, протяжённостью 14 км. Системы трёх рек, впадавших в залив, соединяли Кирьяж с обширной сетью водно-волковых путей погоста. Группа поселений образовалась при слиянии рек Кирьяж и Хийенйоки (Хейнйоки). Водно-волоковая сеть р. Сошковой (или Соскуанйоки — Soskuanjoki) объединяла деревни ладожского побережья с северными территориями (Приложение 2)[16].
Кирьяжский погост был разделён на две группы податных округов: волости великого князя «за наместником за корельским»[17] и чернокунские волости «что были за владыкою, а ныне приданы наместнику корельскому»[18]. К первой группе относилась территория древнего заселения береговой полосы Ладожского озера, разделённая родовыми границами.
Правый берег реки Кирьяж: Деревня под Городищем, Койгуево у погоста, Лайдикола, Рагола
В Писцовой книге 1500 г. в Кирьяжском погосте упомянута церковь Рождества Богородицы с причтом: поп Кузьма, дьяк церковный Гаврилка, сторож церковный Лучка, проскурница Орина[19]. Церковные земли располагались в соседней деревне Рагола[20]. Перечень Казимировских земель следует сразу после перечисления причта церкви: «В Кирьяжском же погосте великого князя деревни оброчные Казимировские, а приданы к городу Кореле судом и оброком и всем, опричь обежной дани»[21]. Новгородский посадник Василий Александрович Казимир (Казимер)[22] был одним из наиболее видных новгородских государственных деятелей второй половины XV столетия. Казимировские деревни имели наиболее выгодное географическое положение на пересечении торговых путей. Так, д. Кууппола располагалась на полуострове между устьем реки Сошковой и заливом Очелакша напротив устья реки Кирьяж. Помимо ценных ловчих птиц в д. Кууппола и кузнечных изделий в д. Сандалакше, Василий Казимир получал доход с лососевых ловлей в устье реки Ажила, а также пушнину с севера Иломанского погоста.
Приустьевую часть реки Кирьяж занимали малодворные деревни: «Ладикола на лахте на Ладикольской» (двенадцать луков) и Ладикола (два лука)[23]. На карте 1646 г., созданной предположительно Эриком Андерссоном Уттером, д. Лайдикола (Laikala) помещена на берегу залива к югу от «Деревни под Городищем» (Potgåroditza)[24]. Д. Лайдикола упоминается в новгородской берестяной грамоте № 278[25]. Топонимический след остался в названии залива Лайккаланлахти.
Залив Очелакша (Отсанлахти), долины рек Рагола и Хийенйоки (Хейнйоки): деревни Очелакша, Погици, Гиемкумба, Рагула, Гахкола
По писцовым материалам хорошо видна связь между ядром погоста и его периферийными областями, объединёнными водно-волоковыми путями. Так, ядро Очелашской перевары, название которой происходит от залива и одноимённой д. Очелакша (Вочелакша), находилось в центре Кирьяжского погоста и включало ещё три прибрежные деревни Погици, Рагула, Гахкола. В крупной деревне Вочелакша (Очелакша) насчитывалось 27 дворов (47 луков). Владельцами общих дворов, как правило, были близкие родственники: «Ивашко Куземкин сын Воронцово, да зять его Макар Омосов, Захарко Ескин, брат его Фомка Гамелевы, Спирко, да Федко, да Лоривонко Васьковы дети Игамелевы, Сидко Еськин сын Веледяхина, Ивашко Обонежанин да сын его Родионко, Офонаско Левков»[26]. Земли Очелашской перевары включали часть прибрежных деревень ядра Кирьяжского погоста и отдалённые деревни в обширных лесных массивах по долинам Хийенйоки (приток р. Кирьяж) и р. Сошковой. Выходцы из прибрежных деревень Очелашской перевары закрепились в опорных пунктах вдоль водно-волоковых путей, ведущих к Сайменской системе озер и далее — на север.
Приустьевая часть р. Сошковой: группа деревень Сошково, Гирокала (Рис. 5)
Монастыри Корельской земли, известные по Писцовой книге Водской пятины 1500 г., имели землевладения в трёх уездах: Корельском, Ореховском и Ладожском. Пятая часть от всех владений Корельских монастырей в Водской пятине приходилась на Кирьяжский погост. В целом, по новому письму, монастыри имели в Кирьяжском погосте 69 дворов, в которых проживало 100 глав хозяйств[27]. Жители прибрежных и островных деревень Кирьяжского погоста были вовлечены в духовную и хозяйственную деятельность ближайших монастырей: Спасского Валаамского, Богородицкого Коневского, Ивановского и Никольского из Корельского городка[28]. Монастырские владения располагались в ключевых пунктах водно-волокового пути, соединявшего Кирьяжский погост с северными территориями и торговыми поселениями вдоль береговой линии Ладожского озера[29].
Владения Валаамского монастыря простирались к востоку и северо-востоку от острова Кильпола. Крупное хозяйство на десять луков располагалось в д. Гирокала[30] на реке Сошковой у крепостной горы Линнамяки[31]. В XVI в. на пороге реки стояла мельница[32].
Рис. 5. Вид с горы Линнамяки на деревню Соскуа (Сошково)
(фото — М. И. Петрова).
Таким образом, содержательная информативная база археологических и письменных источников, данные исторической географии, идентификация и локализация географических названий, топонимов, упомянутых в русских летописях и новгородских берестяных грамотах, позволяет доказательно установить непрерывную линию развития поселенческой структуры с X–XI до XVII в.
Приложение 1. Предметы из археологической коллекции Муниципального бюджетного учреждения культуры «Куркиёкский краеведческий центр»
Массивный браслет (Рис. 6).
Рис. 6. Массивный бронзовый браслет (Коллекция МБУК «Куркиёкский краеведческий центр»).
В научной литературе, как в отечественной, так и зарубежной, эта категория оригинальных украшений не была обойдена вниманием, но относительно их происхождения, ареала, конструктивных особенностей были высказаны некоторые спорные суждения[33]. В финляндской научной литературе такие изделия названы enkolpio-браслетами[34]. Но термин, по нашему мнению, неудачен, так как противоречит назначению предмета. Известно, что на Руси энколпионы использовались для хранения частиц христианских реликвий, но изделия X в., о которых мы рассуждаем, вряд ли могли использоваться с этой целью. По традиции такие браслеты считаются чисто карельскими, поскольку за пределами Карелии и приграничной территории Саво они не встречены[35].
Массивных бронзовых браслетов с полой средней частью, закрывающейся ажурной вставкой, и зауженными, свободными концами в Северо-Западном Приладожье найдено 23 экз., из них два в Саво, вблизи современной границы Финляндии и Карелии. Они изготовлены, как и другие изделия рубежа X–XI вв. (например, равноплечие фибулы), из свинцовых латуней[36]. Исследователями отмечено, что в ювелирных мастерских Северо-Запада и Северо-Востока Руси в VIII−XI вв. латуни были главным материалом для изготовления украшений и бытовых изделий. За пределами Древней Руси латунь характерна для Восточной Пруссии, Прибалтики, Швеции. В самой представительной новгородской серии анализов доля латуней в X — начале XII в. составляет 67 %[37]. В Северо-Западном Приладожье доля латуней не превышает 18 %, что объясняется, скорее всего, небольшим количеством изделий X−XI вв.
Возможно, в X−XI вв. средневековая Карелия находилась в обширном ареале латунных сплавов, в который входили материковая Швеция и Готланд, Прибалтика, северо-западные и северо-восточные регионы Древней Руси. Вероятнее всего, медно-цинковые сплавы, полученные из сырья рудников в районе Верхнего Мааса и Вестфалии, поступали на Русь через Скандинавию и Прибалтику[38]. Связи Карелии с Прибалтикой и Швецией в IX−XI вв. документируются многочисленными находками вещей западного происхождения из погребальных памятников Карельского перешейка[39].
Отметим некоторую связь изделий Северо-Западного и Юго-Восточного Приладожья: крышки от браслетов, найденных на городище Паасо по длине и ширине идентичны таковым из оятских курганов, но отличаются некоторыми деталями орнамента и диаметром отверстий в них. Объяснить это явление пока не представляется возможным. Может быть, такие престижные вещи, как ладьевидные браслеты, изготавливались на заказ в какой-то высокого класса ювелирной мастерской, откуда они на рубеже X–XI вв. попали на территорию северо-западной Руси.
Наконечник ножен меча (Рис. 7)
Рис. 7. Наконечник ножен меча (Коллекция МБУК «Куркиёкский краеведческий центр»).
Целиком сохранившийся наконечник ножен меча обнаружен при земляных работах в Рахола (окрестности пос. Куркиёки) (Рис. 7). Этот ажурный, с двумя разной высоты боковыми выступами и ножкой-приливом (7,5 х 4,4 х 1,2 см), аналогичен наконечнику первой половины XIII в, обнаруженному в Троицком VIII раскопе Великого Новгорода: «В центре орнаментальной композиции расположена вписанная в медальон трехлистная фигура, боковые листья которой оформлены в виде завитков, а верхний представляет собой петлю на закрученной ножке». Как осторожно предположили исследователи, наконечник ножен мог быть изготовлен в средневековом Великом Новгороде[40].
Спиралевидные цепедержатели (Рис. 8)
Для женского костюма средневекового населения Северо-Западного Приладожья на протяжении длительного времени были характерны два комплекта нагрудных украшений, в которые входили фибулы, Ф-образные пронизки, цепедержатели с подвешенными к ним на цепочках ножами, копоушками и т. д. Ранее из-за недостатка фактического материала, были определены только два типа цепедержателей: спиралевидные и ажурные крестовидной формы[41]. Появление новых археологических находок, в первую очередь спиралевидных, дают возможность пересмотреть их классификацию, ареал и датировку[42]. Чётко выделяются три варианта. Все изделия отлиты из цветного металла по восковой модели.
Вариант I (Рис. 8:2). На лицевой стороне изображены два спиралевидных круга; иногда они соприкасаются, в других изделиях разделены геометрическими деталями орнамента, внизу — три овально-круглых отверстия, оборотная сторона гладкая. В Северо-Западном Приладожье найдено десять экземпляров. Размеры их варьируются от 4,4 х 4,3 см до 5 х 4,75 см. За исключением экземпляра из могильника с трупосожжениями Кууппала, датирующегося XI−XII вв., остальные — случайные находки.
Вариант II. Между двумя спиралевидными кругами располагается вытянутая вверх овальная петля, внизу три сквозных отверстия. Оборотная сторона гладкая (Рис. 8:3). В Северо-Западном Приладожье на сегодняшний день имеется 16 экземпляров. Известны почти квадратные изделия (4 х 4 см), маленькие (3,7 х 3,9), у некоторых предметов ширина больше высоты (4 х 4,3 см).
Рис. 8. Реконструкция женского костюма из погребения на Карельской перешейке (раскопки Т. Швиндта): а — сюкерё, б — овально-выпуклая фибула, в — цепедержатель: 1–4 — варианты цепедержателей
(Кочкуркина С. И. Спиралевидные цепедержатели в древнекарельском костюме. C. 173 (Рис. 1)).
Основная масса цепедержателей варианта II в настоящее время находится в Куркиёкском краеведческой центре (двенадцать экземпляров), три экземпляра происходят из погребений могильника Кууппала (окрестности пос. Куркиёки), Кекомяки, Саккола (два последних могильника известны по раскопкам Т. Швиндта на Карельском перешейке). В большом количестве (около 50 экз.) они найдены на территории Финляндии[43]. Встречаемость этого варианта цепедержателей с ранними типами овально-выпуклых фибул позволяет датировать спиралевидные цепедержатели XII в.
Вариант III. Спиралевидные усложненной формы: вытянутая петля с дополнительными по бокам отверстиями располагаются между двух спиралей. Во второй части цепедержателя, ниже спиралевидных кругов, имеются ещё три отверстия, по бокам которых располагаются скобки с завитками (вариант а — Рис. 8:4) или вместо них три сквозных отверстия (вариант б — Рис. 8:в). Все внешние границы отверстий подчёркнуты выпуклыми вертикальными короткими столбиками. На изделиях варианта III отчётливо видно, что левая спираль из центра идёт слева направо, правая — справа налево. Изделия отличаются высококачественным исполнением. Некоторые цепедержатели, по-видимому, изготовлены из оловянно-свинцовой бронзы, так как имеют серебристый оттенок.
На Карельском перешейке и на северном побережье Ладожского озера найдено 28 изделий этого варианта, одному цепедержателю — в Орешке в слое XIV в.[44] и в Новгороде[45]. В основном они присутствовали в погребениях по обряду трупоположения, но есть и случайные находки. Размеры колеблются от 5 х 4,5 до 5,6 х 4,8 см. Декоративный вариант спиралевидных цепедержателей, по всей вероятности, следует считать типично древнекарельским изобретением и украшением (найдены на городище Терву-Линнасаари, XIII−XIV вв., за пределами Северо-Западного Приладожья, т. е. территории летописной корелы, они крайне редки.
В результате удалось представить новые находки цепедержателей в качестве важных деталей женского средневекового костюма, уточнить датировку изделий и этнокультурный ареал. Если более ранние изделия характерны для территории юго-восточной Финляндии и Северо-Западного Приладожья, то цепедержатели XIII−XIV вв. являются этноопределяющими изделиями средневекового древнекарельского костюма.
Приложение 2. Таблица. Деревни ядра Кирьяжского погоста: приустьевая зона рек Кирьяж и Сошковой; Рекольский залив.
| № | деревня |
| Кирьяжская перевара | |
| 1 | д. Рекола Микулино |
| 2 | д. Рекольская весь |
| 3 | д. Ловгола в Рекале |
| 4 | д. Каллила в Рекале |
| 5 | д. Гемелакша |
| 6 | д. Гемелакша же в Лахте |
| 7 | д. Рагола |
| 8 | д. Герела за рекою за Раголою |
| 9 | д. Гахкола |
| 10 | д. Очелакша |
| 11 | д. Койгуево у погоста |
| 12 | д. Ладикола на лахте на Ладикольской |
| 13 | д. Мензуева Погица |
| 14 | д. Погицы |
| 15 | д. Нивкола на реце на Кирьеше |
| 16 | д. Подгородищем |
| 17 | д. Ладикола |
| 18 | д. на Гиемкумбе |
| Перевара Лапилашская и Сошковская | |
| 19 | д. Оллила на реце на Сошкове за лахтою |
| 20 | д. Сошково за лахтою |
| 21 | д. Сошково же на другой стороне реки |
| 22 | д. Сошково на той же стороне |
| 23 | д. Очелакша (часть) |
| Чернокунская перевара Очелашская | |
| 24 | д. Вочелаша |
| 25 | д. Погици |
| 26 | д. Рагула |
| Владения Валаамского монастыря | |
| 27 | д. Гирокала |
| Великого князя деревни оброчные, Казимировские | |
| 28 | д. Кууппала |
Список литературы
Арциховский, А. В. Грамоты № 195–318 / А. В. Арциховский // Арциховский, А. В. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1956–1957 гг.) / А. В. Арциховский, В. И. Борковский. — Москва : Академия Наук СССР, 1963. — Т. 5. — С. 3–166. — URL: http://gramoty.ru/birchbark/library/book/96/. — (17.12.2022).
Бельский, С. В. Могильник Кюлолахти Калмистомяки в Северо-Западном Приладожье (археологические исследования 2005–2009 гг.) / С. В. Бельский. — Санкт-Петербург : Наука, 2012. — 239 с. — URL: https://lib.kunstkamera.ru/rubrikator/05/978-5-02-038311-1. — (17.12.2022).
Ениосова, Н. В. Химический состав ювелирного сырья эпохи средневековья и пути его поступления на территорию Древней Руси /Н. В. Ениосова, Р.А. Митоян, Т. Г. Сарачева // Цветные и драгоценные металлы и их сплавы на территории Восточной Европы в эпоху Средневековья. — Москва : Восточная литература, 2008. — С. 107–188.
Каинов, С. Ю. Литые наконечники ножен мечей (по материалам Троицкого раскопа Новгорода Великого) / С. Ю. Каинов, Е. Е. Авдеенко // Археологические вести. — Санкт-Петербург : Дмитрий Буланин, 2012. — Вып. 18. — С. 145–148. — URL: https://www.archeo.ru/izdaniya-1/archaeological-news/arheologicheskie-vesti/AV_18.pdf. — (17.12.2022).
Кильдюшевский, В. И. Карельские вещи из раскопок древнего Олонца / В. И. Кильдюшевский // Археологическое наследие Санкт-Петербурга. — Санкт-Петербург : ИИМК РАН ; СЗИ Наследия, 2008. — Вып. 2. Древности Ижорской земли. — С. 75–87.
Кочкуркина, С. И. Археологические памятники Корелы / С. И. Кочкуркина. — Ленинград : Наука, 1981. — 160 с.
Кочкуркина, С. И. Древняя корела / С. И. Кочкуркина. — Ленинград : Наука, 1982. — 216 с.
Кочкуркина, С. И. Древнекарельские городища эпохи Средневековья / С. И. Кочкуркина. — Петрозаводск : Карельский научный центр РАН, 2010. — 264 с.
Кочкуркина, С. И. Археология средневековой Карелии / С. И. Кочкуркина. — Петрозаводск : Карельский научный центр РАН, 2017. — 277 с.
Кочкуркина, С. И. Могильник Кууппала (пос. Куркиёки Республика Карелия): новые материалы / С. И. Кочкуркина // Археологические вести. — Санкт-Петербург, 2019. — Вып. 25. — С. 185–191. — URL: https://www.archeo.ru/izdaniya-1/archaeological-news/arheologicheskie-vesti/AV_25.pdf. — (17.12.2022).
Кочкуркина, С. И. Ладьевидные так называемые энколпиобраслеты: ареальные особенности / С. И. Кочкуркина // Археологические вести. — СПб., 2020. — Вып. 28. — C. 329–334. — URL: https://www.archeo.ru/izdaniya-1/archaeological-news/arheologicheskie-vesti/arheologicheskie-vesti-in-t-istorii-materialnoi-kultury-ran.-2014-vyp.-28-gl.-red.-n.-v.-hvoschinskaya-.-2014-spb.-2020.-2014-463-c.-il/view. — (17.12.2022).
Кочкуркина, С. И. Спиралевидные цепедержатели в древнекарельском костюме / С. И. Кочкуркина // Новгород и Новгородская земля. История и археология. — Великий Новгород : Новгородский гос. объединенный музей-заповедник, 2021. — Выпуск 34. Материалы XXXIV научной конференции, посвященной памяти Е. Н. Носова. Великий Новгород, 28–30 января 2020 г. — C. 172–175.
Кочкуркина, С. И. Древнекарельские ювелирные изделия из цветного и драгоценного металла X–XV века: ареал, датировка, химический состав / С. И. Кочкуркина, Н. В. Ениосова // Труды КарНЦ РАН. Сер. «Гуманитарные исследования» : Вып. 1. — 2010. — № 4. — С. 24–33. — URL: https://cyberleninka.ru/article/n/drevnekarelskie-yuvelirnye-izdeliya-iz-tsvetnogo-i-dragotsennogo-metalla-x-xv-vekov-areal-datirovka-himicheskiy-sostav. — (17.12.2022).
Кочкуркина, С. И. Археология и история Кирьяжского погоста. Формирование поселенческой структуры / С. И. Кочкуркина, М. И. Петрова // Учёные записки Петрозаводского государственного университета. — 2019. — № 4 (181). — С. 11–18. — URL: https://uchzap.petrsu.ru/journal/article.php?id=325. — (16.12.2022).
Кочкуркина, С. И. Средневековые древности : каталог археологических коллекций ИЯЛИ КарНЦ РАН : (памятники Юго-Восточного Приладожья, бассейнов Онежского озера и Белого моря) / С. И. Кочкуркина, И. М. Сумманен. — Петрозаводск : КарНЦ РАН, 2021. — 296 с.
Петрова, М. И. Деревни Кирьяжского и Кюлолакшского погостов в новгородских берестяных грамотах № 130, 248, 249, 278, 286, 403 / М. И. Петрова // Новгород и Новгородская земля. История и археология. — Великий Новгород : Новгородский гос. объединенный музей-заповедник, 2019. — Вып. 33. — С. 154–165.
Петрова, М. И. Жабий Нос в новгородской берестяной грамоте № 249 / М. И. Петрова // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. — 2020. — № 1 (79). — С. 7–16. — URL: http://www.drevnyaya.ru/vyp/2020_1/part_2.pdf. — (16.12.2022).
Петрова, М. И. Чернокунские волости Кирьяжского погоста Корельского уезда к концу XV в. / М. И. Петрова // Новгородский архивный вестник. — Великий Новгород : Департамент культуры и туризма Новгородской области, 2020. — Вып. 16. — С. 111–126.
Петрова, М. И. Монастыри Карелии в Кирьяжском погосте к концу XV в. / М. И. Петрова // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. — 2021. — № 1 (83). — С. 26–45. — URL: http://www.drevnyaya.ru/vyp/2021_1/part_3.pdf. — (17.12.2022).
Петрова, М. И. Реконструкция водно-волоковых путей Кирьяжского погоста по новгородским берестяным грамотам и писцовым книгам XV–XVI вв. / М. И. Петрова // Новгород и Новгородская земля. История и археология. — Великий Новгород : Новгородский гос. объединенный музей-заповедник, 2021. — Вып. 34. — С. 165–171.
Сакса, А. И. Древняя Карелия в конце I — начале II тысячелетия н. э. : происхождение, история и культура населения летописной Карельской земли / А. И. Сакса. — Санкт-Петербург : Нестор-История, 2010. — 400 с.
Седова, М. В. Ювелирные изделия древнего Новгорода (X–XV вв.) / М. В. Седова. — Москва : Наука. 1981. — 196 с.
Сергий (Тихомиров), архим. Черты церковно-приходского и монастырского быта в Писцовой книге Водской пятины 1500 года (в связи с общими условиями жизни) / архим. Сергий (Тихомиров). — Санкт-Петербург : тип. М. И. Акинфиева, 1905. — 598 с.
Трусман, Ю. Ю. Чудско-литовские элементы в Новгородских пятинах / Ю. Ю. Трусман. — Ревель : тип. Г. Матизена, 1898. — Ч. 1. Пятины Водьская, Деревская и Шелонская. — 376 с.
Янин, В. Л. Новгородская феодальная вотчина : (историко-генеалогическое исследование) / В. Л. Янин. — Москва : Наука, 1981. — 296 с.
Appelgren, H. Suomen muinaslinnat : tutkimus vertailevan muinaistieteen alalta / H. Appelgren. — Helsinki : Suomen muinaismuistoyhdistys, 1891. — 237 s. — (Suomen muinaismuistoyhdistyksen aikakauskirja. Vol. XII). — URL: https://fennougrica.kansalliskirjasto.fi/handle/10024/89963. — (17.12.2022).
Kivikoski, E. Die Eisenzeit Finnlands. Bildwerk und Text / E. Kivikoski. — Helsinki : Weilin + Göös, 1973. — 153 S.
Korkeakoski-Väisänen, K. Manner-Suomen viikinki ja ristiretkiajan rannerenkaat ja niiden ornamentiikka / K. Korkeakoski-Väisänen. — Turku : Turun yliopisto. Kulttuurien tutkimuksen laitos. Suomalainen ja vertaileva arkeologia, 1981. — 195 s. — (Karhunhammas. Vol.5).
Nordman, C. A. Karelska järnåldersstudier / C. A. Nordman. — Helsingfors : Suomen muinaismuistoyhdistys, 1924. — 200 s. — (Suomen muinaismuistoyhdistyksen aikakauskirja=Finska fornminnesföreningens tidskrift. Vol. XXXIV, no. 3). — URL: https://fennougrica.kansalliskirjasto.fi/handle/10024/89957 (17.12.2022).
Uino, P. Ancient Karelia : Archaeological Studies = Muinais-Karjala : arkeologisia tutkimuksia / P. Uino. — Helsinki : Suomen muinaismuistoyhdistys, 1997. — 426 p.
Uino, P. Viikinkiaika n. 800–1000 jKr. / P. Uino // Viipurin läänin historia I : Karjalan synty / päätoim. H. Sihvo, Y. Kaukainen ; toim. M. Saarnisto. — [Lappeenranta] : Karjalan kirjapaino, 2003. — S. 313–382.
