Доцент Университета Хельсинки Миркка Лаппалайнен на сегодняшний день, кажется, входит в число самых известных в Финляндии историков, по крайней мере, среди специалистов по XVII в. Уже её докторская диссертация, посвящённая истории знаменитого финляндского дворянского рода Кройцев (2005), была отмечена университетом как лучшая диссертация года[1]. Различных наград удостоились и все её последующие книги, причём самой заметной из них стала «Волчья месса. Гражданская война 1590-х гг. в Швеции и Финляндии» (2009), которая была в 2009-м выбрана книгой года по истории, а позднее получила премии Лаури Янтти и Урхо Кекконена[2].
Новый труд М. Лаппалайнен, о котором пойдёт речь далее, «Северный лев. Густав II Адольф и Финляндия, 1611—1632», был отмечен дважды: в 2014 г. его назвали лучшей научной книгой года и, кроме того, наградили премией «Tieto-Finlandia». Отзывы о нём коллег-историков тоже положительные[3][4]. В общем, перед нами бестселлер в категории «нон-фикшн».
Хронологически книга продолжает «Волчью мессу». Главная её тема — превращение Финляндии в интегрированную часть шведской великой державы, становление которой неразрывно связано с именем Густава II Адольфа (с. 17[5]). Кратко рассказав вначале, как менялось в собственно шведской и финляндской историографии отношение к самому королю и значению его правления для истории страны, автор констатирует отсутствие современных исследований, которые содержали бы обзор и общую оценку итогов этого правления именно для Финляндии (с. 19—29).
В главах с третьей по десятую включительно (с. 31—133) даётся характеристика положения дел — в королевстве в целом и в его восточной части в особенности — на рубеже XVI—XVII вв.: с конца 1590-х гг., с утверждения у власти герцога Карла (вскоре ставшего королём Карлом IX), и до второй половины 1610-х гг., т. е. в первые годы пребывания на троне его сына Густава II Адольфа (1611—1617). Автор подчёркивает отсутствие в этот период в стране эффективных институтов управления, которые могли бы действовать без непосредственного контроля со стороны короля, так что последнему приходилось вникать в мельчайшие детали и полагаться, прежде всего, на преданность лично знакомых ему доверенных лиц (каким на восточных границах державы стал и для Карла, и для Густава II Адольфа выборгский наместник Арвид Тённесон — специально посвящённая ему глава, с. 119—134, на мой взгляд, является одной из лучших во всей книге).
Финляндия начала XVII столетия представлена автором весьма мрачно, как область, в которой царили насилие и произвол землевладельцев и чиновников (с. 71—81). В годы войны с Россией её стратегическое значение оказалось особенно велико, и через неё то в одном, то в другом направлении проходили многочисленные отряды солдат, которых требовалось обеспечивать всем необходимым и которые отнюдь не были образцом законопослушности. Автор также обращает внимание на неизменно настороженное отношение Карла к финляндцам, поскольку как раз в Финляндии были особенно сильны его противники в гражданской войне в 1590-е гг. Личное посещение Густавом II Адольфом Финляндии (первый раз — весной 1614 г., второй — в самом начале 1616 г., с. 88—99) безусловно способствовало укреплению лояльности его подданных, проживавших в этой части державы, однако не могло решить назревшей проблемы неэффективности «ручного управления».
В главах с одиннадцатой по семнадцатую (с. 135—271) автор рисует картину преобразований в административной, военной, правовой, экономической и церковной сферах, концентрируясь, естественно, на ситуации в Финляндии. Основная тема здесь — институционализация, создание такой управленческой «машины», которая была способна действовать достаточно эффективно вне жёсткой зависимости от личных качеств управленцев, включая и самого короля. Сила Густава II Адольфа, по словам М. Лаппалайнен, состояла именно в его готовности делегировать свои полномочия как индивидам, так и, в первую очередь, государственным институтам, что позволяло этому «солдату веры» на троне больше времени посвящать своему любимому занятию — войне (с. 141, 295).
В заключительных восемнадцатой и девятнадцатой главах (с. 273—297) совсем кратко рассказывается об участии Швеции в Тридцатилетней войне и гибели короля, а также подводятся итоги его правления для Финляндии. Автор пишет, что в целом при нём «восточная часть державы стала спокойной и бедной» (с. 296), поскольку ценой обеспечения общественного спокойствия и укрепления законности стали высокие налоги. К тому же крестьянам приходилось неустанно поставлять новобранцев во всё время воевавшую армию. При этом контроль за жизнью рядовых подданных со стороны государства и церкви значительно усилился. Помыслы же серьёзно обновившегося в начале XVII в. финляндского дворянства (трансформация которого, кстати, прекрасно показана автором: см. особенно с. 53—58 и 142—149) стали к середине столетия связываться уже исключительно со Стокгольмом, в котором концентрировалась власть, а должности в самой Финляндии перестали интересовать тех, кто намерен был сделать карьеру (там же).
В целом, как справедливо отметил в своей рецензии на книгу М. Лаппалайнен Киммо Катаяла[6], значение этого исследования заключается не в открытии и освещении каких-либо совершенно новых аспектов истории Финляндии в первые десятилетия XVII в. или роли Густава II Адольфа лично, не в пересмотре устоявшихся представлений, но в создании общей картины жизни в восточной части шведской державы накануне и в годы правления легендарного монарха — причём, что важно, картины убедительной и приведённой в соответствие с актуальными историографическими тенденциями.
Особо хочется отметить богатый язык и великолепную повествовательную манеру автора (за что, кстати, она постоянно удостаивается похвал от соотечественников[7]). Даже иностранцу, вынужденному при чтении регулярно обращаться к словарю (что в моём случае удивительным образом не повлияло на субъективное ощущение быстрого продвижения по тексту), бросается в глаза, например, продуманный выбор лексических средств: предпочтение явно отдаётся отнюдь не самым частотным синонимам, а широко распространённые слова очень часто используются в сравнительно редких значениях. При этом М. Лаппалайнен превосходно (и, с точки зрения читателя, практически всегда вовремя) переключает повествовательные регистры, меняет фокус рассмотрения того или иного аспекта, переходя от макроуровня к микроуровню, от описания ситуации в целом к конкретным примерам, от изложения внешнеполитических и военных перипетий к судьбам отдельных индивидов (среди которых отличные биографические зарисовки посвящены не только упомянутому выше Арвиду Тённесону, но и известному писателю, историку и политическому заключённому Иоанну Мессениусу, а также генерал-губернатору Финляндии Нильсу Бьельке: см. с. 161—168 и 206—210).
Что касается минусов книги, то в основном они, на мой взгляд, по пословице, являются продолжением перечисленных достоинств. Стремление не потерять ритм повествования и максимально ясно и доходчиво представить тот или иной тезис приводит подчас к некоторому упрощению и к отказу от рассмотрения ряда других, не менее важных, как мне кажется, аспектов. Например, можно задаться вопросом о том, насколько уместно, изучая превращение Финляндии в интегрированную часть государственной машины великодержавной Швеции, ограничиваться одним только периодом правления Густава II Адольфа. Ведь формирование существенных элементов этой машины продолжилось и после гибели короля. Это верно и для Швеции в целом — для центральных органов управления (в том числе коллегий), и для Финляндии в частности (вспомним хотя бы о реформах в годы генерал-губернаторства Пера Брахе — чего стоят, скажем, основание новых городов и создание университета в Або/Турку). С другой стороны, автор и сама не забывает подчеркнуть огромную роль риксканцлера Акселя Оксеншерны в становлении шведского великодержавия (с. 146—149), которое в её изложении отнюдь не выглядит как творение одного только Густава II Адольфа, что совершенно справедливо. Она, кстати, вообще не так уж много внимания уделяет королю как человеку (это особенно заметно ближе к концу книги), хотя даёт характеристику существенных черт его личности (в частности, его отношения к дворянству, включая аристократию, что как раз обусловило продуктивность сотрудничества с А. Оксеншерной — с. 139—142; или, например, отмечает неприязнь короля к католицизму и, прежде всего, к иезуитам — с. 159—161). Но в таком случае насколько оправданно подобное сосредоточение на фигуре Густава II Адольфа? И насколько точно отражает название книги её содержание?
Несомненна связь между сбоями в работе излишне «замкнутой» лично на короля системы управления — сбоями, которые вызывались постоянными отлучками на театр военных действий молодого и готового рисковать собой Густава II Адольфа, — и созданием при активнейшем участии А. Оксеншерны более стабильного административного аппарата, способного эффективно действовать сравнительно независимо от монарха. Однако М. Лаппалайнен, как мне показалось, иногда слишком прямолинейно постулирует эту связь, и притом, излагая взгляды А. Оксеншерны на необходимость такого автономного аппарата (риксканцлер, по её словам, «больше беспокоился о будущем шведской державы, чем её правителя»), она не даёт конкретных ссылок на источники, позволившие ей столь глубоко проникнуть в сокровенные мысли своего героя (с. 112; ср. с. 141, где сходный тезис сформулирован более аккуратно). Кстати, как заметил К. Кепсу[8], с которым я полностью согласен, книга М. Лаппалайнен создаёт впечатление, что создание великой державы было во многом результатом продуманных, целенаправленных усилий короля и риксканцлера, хотя другие исследователи склонны, напротив, подчёркивать ситуативный и реактивный характер шведской политики в этот период[9].
Не так уж много внимания уделяет автор и шведско-российским и шведско-польским отношениям и их последствиям (две главы об участии Швеции в событиях Смутного времени, с. 59—70 и 105—117, и одна глава о войне с Речью Посполитой в 1620-е гг., с. 175—194). Возможно разумеется, что такое впечатление объясняется, в первую очередь, моими собственными профессиональными интересами, но с другой стороны, в аннотации книги (на клапане суперобложки) недвусмысленно сказано: «На сей раз в центре повествования (kirjan keskipisteessä) — не овеянная мифами Тридцатилетняя война, но почти канувшие в забвение войны с Россией и Польшей. Они были важнее Тридцатилетней, особенно с точки зрения Финляндии». Тем не менее нельзя сказать, что в общем объёме книги этот материал занимает заметное место (указанные три главы, например, составляют чуть меньше 15 % всего текста).
Жаль, что автор, которая специально занимается историей финляндского дворянства, никак не характеризует такую социальную категорию, как «русские бояре» (шв. ryssbajorer), т. е. российские дворяне, перешедшие на шведскую службу. Конечно, в основном они были связаны с Ингерманландией, но некоторые владели землями и в Финляндии. К ним относился, к примеру, Меншик Баранов (Mensik Baranov), фигурирующий уже на первых страницах книги как хозяин имения, в котором в 1615 г. было найдено мёртвое тело — по всей видимости, одного из работников Меншика, Богдана Петрова (см. с. 12, 130—131). В другом месте в книге (с. 96) упоминается служивший шведам с оружием в руках Даниил Головачев (Daniel Golawetz), который также владел землёй в Финляндии. Никаких комментариев в этой связи М. Лаппалайнен не делает, ограничиваясь указанием на русское происхождение обоих, хотя «русские бояре» были характерным элементом социального ландшафта на востоке шведской державы. Причём и о Меншике Баранове, и о Данииле Головачеве имеются некоторые сведения хотя бы в известной статье Джона Линда (впервые опубликованной на датском языке в Финляндии)[10][11].
Говоря о значении Столбовского договора для Финляндии (с. 116—117, чуть больше одной страницы), автор отмечает только изменившееся «геополитическое положение» региона, который перестал был пограничным, но совсем не упоминает о миграционных волнах из восточной Финляндии в новоприсоединённые Ингерманландию и Кексгольмский лен (откуда бежало православное население)[12]. Между тем эти процессы, как известно, имели в финляндской истории весьма далеко идущие последствия, хотя бы с точки зрения появления в будущем Старой Финляндии и субэтноса финнов-ингерманландцев.
Всячески подчёркивая страх перед нападением со стороны Речи Посполитой как один из ведущих факторов, определявших «великодержавную» политику Швеции по крайней мере в первые годы правления Густава II Адольфа (см. особенно с. 155—159), М. Лаппалайнен упоминает о другом вероятном мотиве, стремлении взять под контроль торговлю России с Западной Европой, лишь мимоходом (см., в частности, с. 107). Однако в историографии по этому поводу велась серьёзная дискуссия, своего отношения к которой автор чётко нигде не высказывает (на что не преминули указать её финские рецензенты[13]). Её подход в целом вписывается в концепцию, сформулированную Майклом Робертсом, который отдавал преимущество как главному мотиву соображениям безопасности, но допускал (особенно в более поздних своих работах) и влияние торгово-экономических расчётов. М. Лаппалайнен же нигде не ссылается, например, на такого влиятельного оппонента М. Робертса, как Артур Аттман, который считал решающим фактором (прежде всего в период до 1617 г.) планы по установлению контроля за русской торговлей с Западом, в частности проект её «деривации» с Белого моря в подвластные шведами порты моря Балтийского[14].
М. Лаппалайнен вообще не склонна в этой своей книге углубляться в историографические аспекты (если не считать упомянутого обзора исследований о Густаве II Адольфе в начале книги) и расширять круг используемой литературы (или, по крайней мере, сообщать о существовании такой литературы читателю). Так, я не нашёл никаких ссылок на специальные (в том числе на хорошо известные шведские) работы по истории России или российско-шведских отношений. Не исключено, что как раз обращение к соответствующим новейшим публикациям, хотя бы только на английском языке, могло бы автору помочь избежать ряда фактических неточностей, вроде утверждения (с. 67), что 7 февраля 1613 г. собор в Москве решил отдать российскую корону Карлу Филиппу[15], или упоминания (с. 116) о расположении деревни Столбово «на берегу Ладоги», хотя та отстоит от берега на несколько десятков километров. То же отсутствие специальных исследований наблюдается и относительно литературы по истории Речи Посполитой (автор ссылается лишь на издание 1950 г.[16], хотя, например, в «Волчьей мессе» она использует и другие англоязычные издания по польской истории).
Практически полностью игнорируются и немецкие исследования. Когда М. Лаппалайнен пишет, что опубликованная Сверкером Уредссоном в 2007 г. книга[17] является «первым за десятилетия обширным трудом (laajempi teos), посвящённым Густаву II Адольфу» (с. 24), это верно лишь применительно к шведской историографии. Вроде бы именно её автор здесь и имеет в виду в первую очередь. Но всё же оправданно ли в данном случае совершенное отсутствие хотя бы упоминаний о нескольких увесистых биографиях «Северного Льва», изданных за те же последние десятилетия на немецком языке[18]? Ведь имя короля вынесено в заглавие книги М. Лаппалайнен. Кроме того, в том же самом разделе чуть выше она отнюдь не забывает отметить заслуги британца М. Робертса. (Что же касается ошибочного написания имени Альбрехта Валленштейна, «Wallerstein» — с. 276, 281, 285, то же и в указателе, то оно, конечно, едва ли связано с невниманием к немецкой историографии и почти наверняка является следствием простой технической оплошности.)
Некоторые лакуны есть также в ссылках на шведскую литературу. Так, говоря об оккультных интересах Иоанна Буреуса (с. 286), автор указывает лишь на классическую работу Юхана Нурдстрёма[19], хотя со времени его публикации, особенно в новейшее время, об И. Буреусе как оккультисте вышел ряд любопытных исследований[20].
В целом перечисленные упрощения и упущения несколько снижают общее впечатление от рецензируемой книги у склонных к занудству узких специалистов. Однако всем, кто лишь начинает знакомство с рассматриваемыми в ней проблемами, прежде всего студентам и аспирантам, она — особенно если её читать как продолжение «Волчьей мессы» — несомненно будет полезна. Причём, что немаловажно, полезна не только как источник информации, но и как замечательный образец стиля.
Список литературы
Замятин Г. А. Россия и Швеция в начале XVII века: Очерки политической и военной истории. — СПб.: Европейский Дом, 2008. — 494 с.
Линд Дж. Х. Ингерманландские «русские бояре» в Швеции: Их социальные и генеалогические корни. — М.: Памятники исторической мысли, 2000. — 83 с.
Пересветов-Мурат А. И. Из Ростова в Ингерманландию: М.А. Пересветов и другие русские baijor’ы // Новгородский исторический сборник. — СПб., 1999. — Вып. 7(17). — С. 366—378. URL: http://norse.ulver.com/articles/peresvetov/bajors.html (28.7.2016).
Селарт А. «Русские бояре» в Эстляндии (конец XVI — начало XVII в.) // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana=Петербургские славянские и балканские исследования. — 2012. — № 2 (12). Июль—декабрь. — С. 6—7. URL: http://slavica-petropolitana.spbu.ru/files/2012_2/Selart.pdf (28.7.2016).
Almquist H. Tsarvalet år 1613: Karl Filip och Mikael Romanov // Historiska studier tillägnade professor Harald Hjärne på hans sextioårsdag den 2 maj 1908 af lärjungar. — Uppsala; Stockholm: Almqvist & Wiksells boktryckeri A.-B., 1908. — S. 197—224.
Barudio G. Gustav Adolf der Große: Eine politische Biographie. — Frankfurt am Main: Fischer Verlag, 1982. — 723 s. (Переиздания в 1985 и 1998 гг.)
Junkelmann M. Gustav Adolf (1594—1632): Schwedens Aufstieg zur Großmacht. — Regensburg: Pustet, 1993. — 495 s.
Findeisen J.-P. Gustav II. Adolf von Schweden: Der Eroberer aus dem Norden. — Graz: Styria, 1996. — 272 s. (Переработанное издание: Gernsbach: Katz, 2005. — 341 s.)
Findeisen J.-P. Axel Oxenstierna: Architekt der schwedischen Großmacht-Ära und Sieger des Dreißigjährigen Kriges. — Gernsbach: Katz, 2007. — 486 s.
Håkansson H. Vid tidens ände: Om stormaktstidens vidunderliga drömvärld och en profet vid dess yttersta rand. — Göteborg; Stockholm: Makadam, 2014. — 568 s.
Karlsson T. Götisk kabbala och runisk alkemi: Johannes Bureus och den götiska esoterismen. — Stockholm: Institutionen för etnologi, religionshistoria och genusstudier, Stockholms universitet, 2010. — 292 s. URL: http://su.diva-portal.org/smash/record.jsf?pid=diva2%3A293693&dswid=-1172 (1.08.2016).
Katajala K. Kuinka valtio tehtiin 1600-luvun alussa: Tieto-Finlandia-ehdokas Mirkka Lappalaisen kirja on liki mestarillisen vetävästi kirjoitettu näkemys Kustaa II Aadolfin ajasta // Helsingin sanomat. — 8.11.2014. URL: http://www.hs.fi/arviot/kirja/a1415338807929 (11.7.2016).
Katajala K., Kujala A., Mäkinen A. Viipurin läänin historia III: Suomenladelta Laatokalle. — Lappeenranta: Karjalan kirjapaino, 2010. — 528 s.
Kepsu K. Mellan Moskva och Stockholm: De svenska ryssbajorerna i Ingermanland 1478—1722. — Helsingfors: Otava, 2015. — 192 s.
Kepsu K. Moskovan ja Tukholman välissä: Venäläiset pajarit Inkerinmaalla 1478—1722. — Heksinki: Otava, 2015. — 192 s.
Kepsu K. Kustaa II Aadolf valtiota rakentamassa // Tieteessä tapahtuu. — 2015. — Vol. 33, No 4. — S. 58—60. — URL: http://ojs.tsv.fi/index.php/tt/article/view/51185/15631 (11.7.2016).
Lappalainen M. Suku, valta, suurvalta: Creutzit 1600-luvun Ruotsissa ja Suomessa. Helsinki: WSOY, 2005. 442 s.
Lappalainen M. Släkten, makten, staten: Creutzarna i Sverige och Finland under 1600-talet. — Stockholm: Norstedt, 2007. — 392 s.
Lappalainen M. Maailman painavin raha: Kirjoituksia 1600-luvun Pohjolasta. — Helsinki: WSOY, 2006. — 239 s. (Второе издание: Helsinki: Siltala, 2013. — 240 s.)
Lappalainen M. Susimessu: 1590-luvun sisällissota Ruotsissa ja Suomessa. — Helsinki: Siltala, 2009. — 319 s.
Lappalainen M. Jumalan vihan ruoska: Suuri nälänhätä Suomessa 1695—1697. — Helsinki: Siltala, 2012. — 262 s.
Lind J. H. De ingermanlandske «Ryss-Bajorer»: Deres sociale og genealo-giske baggrund // Gentes Finlandiae. — 1984. — Vol. 6. — S. 7—76.
Lindroth S. Paracelsismen i Sverige till 1600-talets mitt. — Uppsala: Almqvist & Wiksells boktryckeri A.-B., 1943. — 540 s. — (Lychnos-bibliotek. Bd. 7.)
Nordström N. J. De yverbornes ö: Sextonhundratalsstudier. — Stockholm: Bonnier, 1934. — 198 s.
Norris M. A Pilgrimage to the Past: Johannes Bureus and the Rise of Swedish Antiquarian Scholarship, 1600—1650. — Lund: Faculties of Humanities and Theology, Department of the History of Ideas, Lund University, 2016. — 707 p.
Nowak F. Sigismund III, 1587—1632 // The Cambridge History of Poland: From the Origins to Sobieski (to 1696) / ed. by W. F. Reddaway, J. H. Penson, O. Halecki, R. Dyboski. — Cambridge: Cambridge University Press, 1950. — P. 451—474.
Oredsson S. Gustav II Adolf. — Stockholm: Atlantis, 2007. — 394 s.
Saloheimo V. Pohjois-Karjalan historia II: 1617—1721. — Joensuu: Karjalaisen kulttuurin edistämissäätiö, 1976. — 464 s.
Saloheimo V. Savon historia II:2: Savo suurvallan valjaissa 1618–1721. — Kuopio: Kustannuskiila Oy, 1990. — 823 s.
Troebst S. Debating the Mercantile Background to Early Modern Swedish Empire-Building: Michael Roberts versus Artur Attman // European History Quarterly. — 1994. — Vol. 24, No 4. — P. 485—509.
Troebst S. Handelskontrolle — ‘Derivation’ — Eindämmung: Schwedische Moskaupolitik 1617—1661. — Wiesbaden: Harrossowitz, 1997. — 649 s.
Villstrand N. E. Sveriges historia 1600—1721. — Stockholm: Norstedt, 2015. — 592 s.
Vuoden 2016 dosentti on Mirkka Lappalainen // Helsingin Yliopisto. — 12.4.2016. — URL: https://www.helsinki.fi/fi/uutiset/vuoden-2016-dosentti-on-mirkka-lappalainen (11.7.2016).
