Введение
В середине XVII в. в России проходила масштабная модернизация вооруженных сил, связанная с изменениями в управлении войсками, комплектовании новых подразделений, освоением новой тактики, кодификацией законов, связанных с регулированием службы и т. п. Одним из важнейших элементов реформирования армии было активное создание полков «нового строя» — солдатских, драгунских, рейтарских и гусарских подразделений, обученных и вооруженных по западноевропейским канонам военного дела. Такие полки комплектовались в основном за счет класса служилых людей. Для увеличения численности войсковых контингентов и с целью удешевления их содержания в 1640-х гг. в России начала применяться практика комплектования полков «нового строя» уже из податного населения. Характерный пример — драгуны Комарицкой волости, несшие службу в зоне южнорусского фронтира. В 1649 г. данный организационный опыт был применен на северо-западных рубежах Русского государства — на территории Заонежских и Лопских погостов (объединенных в Олонецкий уезд) из местных черносошных крестьян были сформированы солдатские и драгунские полки. Пашенные солдаты и драгуны приняли участие в боях Русско-польской (1654–1667 гг.) и Русско-шведской (1656–1658 гг.) войн. Вместе с тем ряд причин породили в среде олонецких солдат и драгун феномен массового дезертирства.
Проблема дезертирства и борьбы с ним являются одним из аспектов развивающихся исследований военной истории России. Но историография вопроса о беглых олонецких солдатах еще немногочисленна. Так или иначе, тема обозначилась в трудах петрозаводских и ленинградских историков еще в середине XX в., например в работах С. С. Гадзяцкого, затронувшего причины массовых побегов пашенных солдат во время Русско-шведской войны 1656–1658 гг., и Р. Б. Мюллер, рассматривавшей дезертирство как социальный протест крестьян Карелии. В 2000-2010-е гг. среди работ по олонецким солдатам следует выделить труды А. Ю. Жукова, А. С. Рыжкова и Д. В. Брусницыной. Последняя уделила внимание ряду причин солдатских побегов, попыталась оценить масштаб дезертирства и специфику административной борьбы с ним[1].
На сегодняшний день недостаточно проясненными остаются вопросы о факторах, породивших феномен массового дезертирства, о том, сколько было беглых олонецких солдат, какую долю они составляли среди всего личного состава полков, в какие годы масштабы дезертирства увеличивались, а в какие уменьшались.
Этим вопросам и посвящена настоящая статья. Исследование велось в основном с опорой на документы Российского государственного архива древних актов (РГАДА). В коллекции «Боярские и городовые книги» (ф. 137) были проанализированы переписные книги Ивана Семеновича Дивова 1657 г. — единственная сохранившаяся перепись олонецких солдат и драгун[2]. Кроме того, были привлечены описи из фонда Разрядного приказа (ф. 210)[3], а также материалы фонда Олонецкой воеводской избы (ф. 98) Научно-исторического архива Санкт-Петербургского института истории РАН (Архив СПбИИ РАН)[4].
Факторы дезертирства пашенных солдат и драгун
Частые побеги олонецких пашенных солдат и драгун были обусловлены тремя основными факторами: экономическим, социальным, а также военным.
Экономические причины — это, прежде всего, проблема денежно-продовольственного снабжения олонецких полков «нового строя», которая была актуальной на протяжении всего периода существования подразделений (1649–1666 гг.), а длительное неудовлетворение базовых потребностей солдат ухудшало дисциплину и увеличивало количество беглых[5]. Особенно сильно на падение дисциплины воздействовала ситуация начала 1660-х гг. Для решения проблемы «военных финансов» правительство прибегло к использованию экстенсивных инфляционных механизмов в виде чеканки большого количества медных монет[6]. Переполнив рынок, медные деньги вызвали неконтролируемый рост цен, который привел к тяжелейшему финансовому кризису, что, в свою очередь, положило начало волнам массового дезертирства по экономическим мотивам.
Социальный фактор дезертирства сформировали взаимоотношения солдат с представителями власти. Недовольство пашенных солдат возникало из-за постоянных нарушений со стороны олонецкой уездной администрации в вопросе сроков пребывания военнослужащих в зоне боевых действий. По предусмотренному порядку, половина личного состава воевала, пока другая находилась дома. Однако солдаты первой очереди 1654 г., вернувшись в Олонецкий уезд, по вине воеводы В. А. Чоглокова в 1655 г. снова отправились на войну вместо солдат второй очереди, что обусловило массовые побеги. Иноземные начальные люди — офицеры и командиры олонецких полков «нового строя», отношения с которыми у солдат с самого начала службы носили преимущественно конфликтный характер — спровоцировали вооруженный мятеж и массовое дезертирство летом 1662 г., после попытки казнить одного из сержантов за организацию побега[7].
Военный фактор дезертирства из олонецких полков ярче всего проявился в период Русско-шведской войны 1656–1658 гг. Перманентная угроза нападения шведов на Олонец и окрестные погосты держала немногочисленные гарнизоны олонецких солдат в постоянном напряжении, что и провоцировало побеги в глубь территории Олонецкого уезда. В дальнейшем малочисленность подразделений по результатам похода Новгородского разрядного полка 1659–1660 гг. привела к необходимости срочного пополнения полков свежими силами, чем и занялось командование летом 1660 г. Оценив ущерб армии в виде погибших и раненых, специальные комиссии организовали дополнительные наборы в полки, куда было записано большинство годных к службе крестьян, в том числе отцы, братья и племянники убитых или проходивших службу солдат. Чрезвычайные наборы лишали крестьянские хозяйства рабочих рук, что вело не только к разорению хозяйств, но и вынуждало солдат дезертировать[8].
Динамика распространения дезертирства
Прежде чем говорить о статистических данных по беглых солдатам, необходимо знать общую численность олонецких полков «нового строя», поскольку это позволит вычислить удельный вес дезертиров. На сегодняшний день известно, как изменялась численность пашенных солдат в 1649–1663 гг. В 1649–1654 гг. количество солдат и драгун олонецких полков колебалось в пределах приблизительно десяти — одиннадцати тысяч человек. В 1657 г. по результатам проведенной И. С. Дивовым переписи списочный состав полков (все солдаты, за исключением умерших и принявших монашеский постриг) составил 11 388 человек. К 1662 г. произошли существенные количественные изменения: из-за дезертирства и гибели большого числа бойцов рядовой состав олонецких полков сократился приблизительно до 8 000 человек. В 1663 г. по результатам нового солдатского разбора Петра и Елисея Зиновьевых общая численность пашенных солдат была сокращена до 4 500 человек[9].
Эти данные иллюстрируют постепенное падение количества пашенных солдат и драгун в 1657–1663 гг. — с более чем 11 000 до 4 500 человек, то есть за шесть лет численность рядового состава полков сократилась в 2,5 раза.
Несмотря на то, что феномен беглых пашенных солдат характерен для всего периода существования олонецких полков, бегство 1649–1653 гг. нельзя в полной мере называть дезертирством, поскольку тогда побеги происходили не с дороги на службу или с поля боя, а из домов. Такие крестьяне в источниках именуются сошлыми, а по отношению к армии к ним допустимо применение современного термина «уклонист» как к лицам, тем или иным способом пытавшимся уклониться от прохождения военной службы.
Количество беглых солдат в довоенный период доподлинно неизвестно, так как сохранились лишь общие цифры сбежавших и умерших, которые составили в октябре 1653 г. 482 человека и 514 человек в марте 1654 г.[10]
Первые побеги олонецких солдат из действующей армии стали происходить с началом Русско-польской войны 1654–1667 гг. Тогда они были еще немногочисленными. Осенью 1654 года в одном только Олонецком погосте было найдено 96 пашенных солдат-дезертиров из армии В. П. Шереметева[11].
Наиболее полные данные по беглым солдатам за первую половину 1657 г. содержатся в переписных книгах И. С. Дивова, которые мы свели в таблицу.
Количество дезертиров и уклонистов по данным 3 и 5 переписных книг И. С. Дивова 1657 г.[12]
| Погосты | Дезертиры (их текстовые маркеры в источниках: «беглые», «збежал», «збежал безвестно», «сбег», «сшол из Корелы / Юрьева безвестно» (т. е. сбежал во время осады), «збежал с города с Олонца», «сшол из службы») | Уклонисты (их текстовые маркеры в источниках: «сшол», «сшол от немецких людей / разоренья», «сшол / збежал во 158/159/160/161 году» (т. е. до начала боевых действий), «збежал с женою и з детми», «збежал в стрельцы», «на службу не пошли», «бежали по лесом», «розбежались с женами и детми», «сшол в мир кормитца», «бегает от службы», «до высылки бежали безвестно») |
| Олонецкий | 27 | 96 |
| Шуйский | 28 | 54 |
| Шунгский | 25 | 15 |
| Выгозерский | – | 11 |
| Кузарандская волость Толвуйского погоста | 3 | 7 |
| Кижский | 69 | 40 |
| Важинский | 3 | 24 |
| Остречинский | 6 | 8 |
| Веницкий | 5 | 10 |
| Оштинский | 9 | 35 |
| Мегорский | 14 | 7 |
| Вытегорский | 9 | 26 |
| Андомский | 10 | 19 |
| Пудожский | 89 | 10 |
| Шальский | 10 | 35 |
| Водлозерский | – | 24 |
| Линдозерский | – | 1 |
| Семчезерский | – | 7 |
| Селецкий | – | 35 |
| Паданский | – | 8 |
| Всего | 307 | 472 |
| Плюс 20 отдельно выписанных человек «несысканных» без указания погоста | ||
| ИТОГО | 799 | |
Как видно, непосредственно дезертиров на момент переписи оказалось относительно немного — 307 из 11 388 человек списочного состава. То есть доля беглых солдат составила менее 3 %. При этом среди солдат Выгозерского, Водлозерского, Линдозерского, Семчезерского, Селецкого и Паданского погостов дезертиров не было вообще. Значительно большее число составили уклонисты: по большинству погостов их показатели превышают дезертирские в 1,3–11 раз, и в общей сложности представляют собой 472 человека. Исключением являются только Шунгский (25 дезертиров и 15 уклонистов), Кижский (69 дезертиров и 40 уклонистов), Мегорский (14 дезертиров и 7 уклонистов) и Пудожский (89 дезертиров и 10 уклонистов) погосты[13]. К этому следует присовокупить еще 20 солдат, которые «в погостех не сысканы»[14].
Численное превалирование уклонистов над дезертирами свидетельствует о том, что массовые уходы в леса или другие погосты были формой пассивного сопротивления крестьянского мира солдатской службе[15]. Часть солдат скрывалась и в других уездах, поскольку туда не распространялись полномочия ни олонецких воевод, ни высыльщиков, ни сыщиков[16].
Во второй половине 1657 г. ситуация с бегством солдат резко ухудшилась и приобрела явные черты массовости. 27 декабря 1657 г. в отписке царю Алексею Михайловичу олонецкий воевода В. А. Чоглоков отчитывался, что, по сообщениям из Пскова воеводы Новгородского полка И. А. Хованского и из Лавуи воеводы А. С. Потемкина, из подчиненных им гарнизонов с сентября по декабрь 1657 г. сбежало в общей сложности 2000 олонецких солдат[17]. В итоге, только по этим двум случаям доля беглых солдат за вторую половину года составила 18 % от 11 388 человек списочного состава.
А в общей сложности, в 1657 г. сбежало, исходя из данных переписных книг И. С. Дивова и отписки воеводы В. А. Чоглокова царю, по меньшей мере, 2 307 солдат и драгун. Таким образом, доля дезертиров за рассмотренный год составила 20 %.
Источниками при подсчете количества беглых олонецких солдат за 1662 г. является в основном архивная и опубликованная делопроизводственная документация Новгородского разрядного полка. Как и в случае с 1657 г., для вычисления процента дезертиров 1662 г. предлагается рассмотреть по периодам: 1 января — 16 июня (оценка распространения дезертирства по результатам февральского и июньского смотров сил Новгородского разрядного полка); 16 июня — 26 октября (численность дезертиров в период активной борьбы с бегством).
Обобщенные данные за первый период представлены в отписках воеводы Новгородского разрядного полка Б. А. Репнина государю от 11 февраля и 20 июня. К началу февраля было зафиксировано 368 солдат, дезертировавших на этапе отправки в Великий Новгород[18]. В июне 1662 г. высылка олонецких солдат также происходила с ощутимой пробуксовкой. Как видно из отписки Репнина от 20 июня, наряду с побегами из полков, основные трудности у высыльщиков и сыщиков, как и в начале года, возникали при отправке солдат из погостов в Новгород. Это выражалось не только в отказе солдат подчиняться требованиям должностных лиц, но и перерастало в вооруженные столкновения. Те солдаты, которые не сбежали на этапе высылки, группами по нескольку десятков человек дезертировали уже из Новгорода. В результате к 16 июня из Новгорода, Пскова и с новгородско-псковской дороги из полка Ягана Трейдена сбежало 405 человек, а во время высылки с олонецко-новгородской дороги сбежало 96 человек. Воеводой также было указано, что 600 человек «сыщикам учинились непослушны» и на службу не пошли. Это значит, что данные лица — уклонисты, а не дезертиры, поэтому в формируемую статистику они не входят. То есть «в нетах» оказался 501 солдат. Однако Б. А. Репнин не упомянул о побеге 28 мая 1662 г. 508 солдат в Кижском погосте[19]. Поэтому получается, что с 1 января по 16 июня 1662 г. сбежало 1 377 солдат из 8 000 человек списочного состава. Таким образом, удельный вес дезертиров по результатам первого полугодия 1662 г. составил 17 %[20].
Дальнейшую летне-осенюю динамику дезертирства отражают «росписи беглым салдатам», отписки воеводы Опочки Семена Бешенцова, воеводы Олонца Т. В. Мышецкого, воеводы Новгородского разрядного полка Б. А. Репнина и солдатских сыщиков. Так, с 12 августа по 11 сентября из полков Христиана Любенова и Христиана Фомблюментроста (Блюментроста)[21], Томаса Гейса, Ягана Трейдена, а также во время высылки на службу из Заонежских погостов совершили побеги 485 солдат[22].
Осенние побеги с 11 сентября по 16 октября зафиксированы в опубликованных А. Ю. Жуковым архивных документах по олонецким солдатам, в частности в таблице с подсчетами дезертиров за указанный период на основе «росписей беглым салдатам». Всего, по материалам А. Ю. Жукова, с 11 сентября по 26 октября сбежало 373 солдата[23]. По итогу видно снижение масштабов дезертирства: с 16 июня по 26 октября в общей сложности сбежало 858 солдат, что составляет 11 % от общего числа полков в 8 000 человек. Данная тенденция, по всей вероятности, — это результат усиленной борьбы с дезертирством, развернувшейся в то время.
Если же смотреть на ситуацию с дезертирством в 1662 г. в целом, то за данный период совершили побеги, по меньшей мере, 2 235 солдат, что составляет 28 % от 8 000 человек списочного состава олонецких полков.
Общие результаты сравнения показателей дезертирства за 1657 и 1662 гг. представлены в таблице.
Сравнение количества беглых солдат за 1657 и 1662 гг.
| 1657 г. | 1662 г. | |
| Списочный состав полков | 11 388 человек | 8 000 человек |
| Количество дезертиров | 2 307 человек | 2 235 человек |
| Доля беглых солдат | 20 % | 28 % |
Выводы
Возникшее практически с самого момента создания олонецких полков «нового строя» дезертирство пашенных солдат изначально было реакцией на определенные условия воинской повинности, распространенной на крестьян Олонецкого уезда в 1649 г. В 1649–1654 гг. из-за того, что полки не вели никаких боевых действий, кроме подавления Псковского восстания 1650 г., корректней будет называть солдат и драгун, сбежавших из своих домов, уклонистами. Начавшаяся в 1654 г. русско-польская война дала старт распространению дезертирства среди олонецких солдат: в 1654–1657 гг. количество беглых увеличилось и достигло пятой части от всего списочного состава полков. В 1662 г. дезертировало более четверти списочного состава олонецких полков.
В итоге нежелание солдат мириться с нарушением порядка службы, неспособность или неготовность властей решить острые вопросы, в сочетании с нарастающими снабженческими проблемами были основными факторами не только для возникновения дезертирства, но и для его дальнейшего роста, приобретшего черты массовости. Во многом именно из-за невозможности ликвидировать феномен дезертирства к концу русско-польской войны, в 1666 г. олонецкие полки «нового строя» были расформированы.
Список литературы
Базилевич, К. В. Денежная реформа Алексея Михайловича и восстание в Москве в 1662 году / К. В. Базилевич. — Москва ; Ленинград : Издательство Академии наук СССР, 1936. — 116 с.
Бочкарев, А. С. Проблема дезертирства из олонецких полков «нового строя» в период войн с Речью Посполитой и Швецией в середине XVII века : дис. … канд. ист. наук / А. С. Бочкарев. — Петрозаводск, 2023. — 206 с.
Брусницына, Д. В. Крестьянское сообщество Олонецкого уезда (1649–1666): новые явления в годы солдатской службы [Электронный ресурс] / Д. В. Брусницына. — Петрозаводск : Издательство ПетрГУ, 2016. — 111 с. — 1 электрон. опт. диск (CD-R).
Брусницына, Д. В. Наймиты и их «хозяева» в олонецких полках пашенных солдат (1649–1666) / Д. В. Брусницына // CARELICA: Научный электронный журнал. — 2013. — № 1 (10). — С. 10–18. — URL: http://carelica.petrsu.ru/CARELiCA_/1_2013_(10)/Articles_1/Entries/2013/10/31_Najmity_i_ih_hozaeva_v_oloneckih_polkah_pasennyh_soldat_(16491666).html. — (12.12.2023).
Брусницына, Д. В. Оформление поручных записей как способ борьбы с дезертирством пашенных солдат в Карелии второй половины XVII века: по материалам Олонецкой воеводской избы / Д. В. Брусницына // Вестник Тверского государственного университета. Серия: История. — 2011. — № 4. — С. 104–118.
Брусницына, Д. В. Пашенные солдаты в северо-западном российском приграничье: опыт привлечения карельских крестьян к военной службе (1649–1666) : дис. … канд. ист. наук / Д. В. Брусницына. — Петрозаводск, 2014. — 294 с.
Гадзяцкий, С. С. Карелия и Южное Приладожье в войне 1656–58 гг. / С. С. Гадзяцкий // Исторические записки. — 1941. — Т. 11. — С. 236–281.
Жуков, А. Ю. Управление и самоуправление в Карелии в XVII в. / А. Ю. Жуков. — Великий Новгород : Новгор. гос. ун-т им. Ярослава Мудрого, 2003. — 256 с.
Мельникова, А. С. Очерки по истории русского денежного обращения XVI–XVII веков / А. С. Мельникова. — Москва : Стрелец, 2005. — 320 с.
Рыжков, А. С. Офицер-иноземец: проблемы адаптации в местном крестьянском сообществе : (Карелия, вторая половина XVII века) / А. С. Рыжков // Журнал отчетов и публикаций ИЛЛМИК [Электронный ресурс]. — 2006. — № 1–2. — URL: http://illmik.petrsu.ru/news/New_Results/580443B3-5DAA-432C-A9F1-38CDF53DF7C4.html. — (12.12.2023).
Рыжков, А. С. Поручик Богдан Головин — организатор службы пашенных солдат в Карелии во второй половине XVII века / А. С. Рыжков // Журнал отчетов и публикаций ИЛЛМИК [Электронный ресурс]. — 2007. — № 1. — URL: http://illmik.petrsu.ru/2007news3/Ryzhkov2.html. — (12.12.2023).
